Рецензия на спектакль Костромского драмтеатра.
Под занавес Года театра в Костромском драматическом театре им. А.Н. Островского прошла премьера лермонтовского «Маскарада». С 1917 года, с постановки Всеволода Мейерхольда в Александринском театре, эта пьеса воспринимается как знак слома времен. Там заканчивалась тяжеловесная и пышная эпоха, образ которой был создан художником Александром Головиным. О каких же разломах свидетельствует постановка Елены Сафоновой, которая по обыкновению выступила в качестве режиссёра и художника?
Ну, во-первых, как играли – так и играют. Об этом свидетельствует декорация первой картины, где на экраны мониторов выведены изображения игровых столов и двери, которая замаскирована под старый гараж. Хозяин притона Афанасий Казарин (Андрей Щелкунов) наблюдает за ходом игры, сидя в офисном кресле с дежурной кружкой в руках. Потом его уютная безрукавка незаметно сменится костюмом «под старину», в таком же к нему явится и давний знакомый Евгений Арбенин (Дмитрий Рябов). Князя Звездича (Вячеслав Клычёв), одетого в лермонтовский мундир с эполетами, станет заметно между игроками, только когда он проиграется и сойдёт с экрана на сцену. Арбенин выручит его из беды, заменив за игровым столом. Разогрев кровь, они отправляются на маскарад. Костюмы всё время погружают нас то в «тогда», то в «сейчас», обеспечивая временные переходы.
Сцена маскарада, как и положено, создаёт символ нашей жизни. Ярко, красиво, механистично. Лицемерие? Полноте, оно давно перестало числиться пороком. Маски служат унификации, так удобнее сегодня в ярком и переменчивом мире. Маскарад плавно переходит в цирк. Отдаём должное многогранности актёрских талантов и соглашаемся: цирк и не уезжал, зловещие клоуны остались не только на сцене.
Однако главную нагрузку в спектакле несут супруги Арбенины. В пьесе речь идёт о невинности и любви. В спектакле, как и в нашей жизни, нет места ни первому, ни второму. Темперамент заслуженного артиста Костромской области Дмитрия Рябова держит спектакль от начала до конца. Чувство его героя к супруге держится исключительно на жажде обладания, праве собственности. Молодая актриса (Нина – Алёна Голубева) составила опытному партнёру достойную пару. Сложнейшая сцена в первой части спектакля, где героиня постепенно понимает, что муж не шутит, проведена ею очень точно, как и сцена её смерти. Стоит поискать грань между откровенной чувственностью в отношениях с мужем, неприступностью со Звездичем и зазывной пластикой в сцене пения на столе, где вспоминаются сразу и Мерлин Монро, и Марлен Дитрих. Не мудрено, что после такого откровенного призыва, адресованного окружающим мужчинам, муж подсыпает яду в мороженое…
Нет любви и во второй паре героев. Елизавета Камерлохер убедительно играет баронессу Штраль, которая влюбилась в князя Звездича просто потому, что он молод. Сегодня, когда «бальзаковский возраст» сместился далеко вперёд, задача перед молодой актрисой стояла непростая.
В этой паутине вожделений потерялись разговоры о чести. Да, страх молвы остался, что «будут говорить» всё ещё важно, но это давно не вопрос жизни и смерти. Поэтому роли, которые в пьесе служили пружинами действия и обычно игрались как роковые (Шприх – Андрей Москаленко, Неизвестный – Иван Поляков), съёжились до чисто технических.
Некоторое недоумение вызывают кадры поедания мороженого и свадебной съёмки в конце. Они гораздо примитивнее, чем предшествовавшее им действие. Одна зрительница, выходя из зала после финальных поклонов, с иронией вспомнила роль Никиты Михалкова: «Быстро-быстро-быстро… Сама-сама-сама…»
Таким образом, диагноз нашему миру поставлен: личности уступили место личинам, чувства – чувственности. «На зеркало неча пенять», как говорил другой классик.
Иван Николаев
Фото: Костромской драматический театр им. А.Н. Островского
